Барабанщик


Der Trommler


Однажды вечером шел молодой барабанщик один по полю. Подходит он к озеру, видит - лежат на берегу три куска белого льняного полотна. "Какое тонкое полотно", - сказал он и сунул один кусок в карман. Пришел он домой, а про свою находку и думать позабыл и улегся в постель. Но только он уснул, как почудилось ему, будто зовет его кто-то по имени. Стал он прислушиваться и услыхал тихий голос, который молвил ему: "Барабанщик, проснись, барабанщик!" А ночь была темная, он не мог никого разглядеть, но ему показалось, будто носится перед его постелью, то вверх подымается, то вниз опускается, какая-то фигура.
- Что тебе надо? - спросил он.
- Отдай мне мою рубашечку, - ответил голос, - ты забрал ее у меня вечером возле озера.
- Я отдам тебе ее, - сказал барабанщик, - если ты мне скажешь, кто ты такая.
- Ах, - ответил голос, - я дочь могущественного короля, но я попала в руки ведьмы и заключена на Стеклянной горе. Каждый день я должна купаться в озере вместе со своими двумя сестрами, а без рубашечки я улететь назад не могу. Сестры мои вернулись домой, а мне пришлось там остаться. Прошу я тебя, отдай мне назад мою рубашечку.
- Бедное дитятко, успокойся, - сказал барабанщик, - я охотно готов отдать ее тебе.
Он достал из кармана рубашечку и протянул ее ей в темноте. Она торопливо схватила ее и собралась было уходить.
- Погоди немного, - сказал он, - может быть, я смогу тебе чем помочь.
- Ты сможешь мне помочь только в том случае, если взберешься на Стеклянную гору и освободишь меня из рук ведьмы. Но на Стеклянную гору тебе не взойти; если ты даже к ней и подойдешь, то на нее не взберешься.
- Что я захочу, то и смогу, - ответил барабанщик, - мне тебя жалко, и я ничего не боюсь. Но дороги к Стеклянной горе я не знаю.
- Дорога туда идет через дремучий лес, а живут в нем людоеды, - ответила она, - больше я тебе ничего не смею сказать.
И он услыхал, как она улетела.
Только начало светать, поднялся барабанщик, повесил через плечо свой барабан и двинулся без всякого страха прямо в тот лес. Прошел он немного, никакого великана не увидел и подумал про себя: "Надо будет мне этих сонливцев разбудить", - он перевесил барабан на грудь и начал выбивать дробь, да так громко, что птицы с криком повзлетали с деревьев. А вскоре поднялся ввысь и великан, который лежал на траве и спал, он оказался такой большой, как ель.
- Эй ты, чертенок! - крикнул он барабанщику. - Что это ты тут барабанишь и будишь меня от сладкого сна?
- Я потому барабаню, - ответил он, - что идут за мной вслед много тысяч людей, чтоб знали они дорогу.
- Что ж им тут надо в моем лесу? - спросил великан.
- Они собираются тебя уничтожить и очистить лес от такого чудища, как ты.
- Ого, - сказал великан, - да я вас растопчу, как муравьев!
- Ты, что ж, думаешь, что сможешь против них устоять? - сказал барабанщик. - Только ты нагнешься, чтоб схватить одного из них, а он отскочит и спрячется; а если ты ляжешь и уснешь, они явятся изо всех кустов и взберутся на тебя. У каждого из них за поясом стальной молоток, они разобьют тебе череп.
Великану стало не по себе, и он подумал: "Если я свяжусь с этим хитрым народом, это может кончиться для меня плохо. Волков и медведей я могу схватить за горло и задушить, а против таких земляных червей я защитить себя не смогу".
- Послушай-ка ты, малышка, - сказал великан, - возвращайся ты лучше назад, - я обещаю тебе с этой поры ни тебя, ни твоих товарищей не трогать, а если у тебя есть еще какое-нибудь желание, то скажи мне его, и я готов тебе оказать услугу.
- У тебя длинные ноги, - сказал барабанщик, - ты можешь быстрей меня двигаться, так вот перенеси меня к Стеклянной горе, а я уж дам знак моим, чтоб они отступили, и они на этот раз оставят тебя в покое.
- Ну иди сюда, козявка, - сказал великан, - взберись ко мне на плечи, и я отнесу тебя, куда ты хочешь.
Поднял великан барабанщика к себе на плечи, и тот принялся на радостях наверху барабанить. Подумал великан: "Это, пожалуй, знак, чтоб остальные отступили назад". Вскоре повстречался им по дороге второй великан, он снял барабанщика со спины первого великана и засунул его к себе в петлицу. Уцепился барабанщик за пуговицу, - а была она размером с целое блюдо, - и стал за нее держаться да весело по сторонам оглядываться. Подошли они к третьему великану, вынул тот его из петлицы и посадил себе на поля шляпы; и расхаживал барабанщик наверху взад и вперед и мог видеть теперь все за деревьями, что впереди делается. Заметил он в голубых далях гору и подумал: "Пожалуй, это она и есть Стеклянная гора". Так и оказалось. Сделал великан всего два шага, и вот подошли они к подошве горы, тут великан и спустил его на землю. Барабанщик потребовал было, чтоб великан донес его до самой вершины горы, но тот покачал головой, что-то проворчал себе в бороду и вернулся назад в лес.
Стоял теперь барабанщик у горы, а была она такая высокая, точно три горы одна на другой поставлены были, да притом такая гладкая, как зеркало, и не знал он, как ему на ту гору взобраться. Начал он взбираться, но ничего не вышло, он все назад скатывался. "Быть бы мне сейчас птицей!" - подумал он; но одного желания было мало, крылья у него от этого не выросли. Стоит он и не знает, что ему делать, и вот увидел он невдалеке от себя двух людей, яростно споривших между собой. Он подошел к ним и понял, что они спорят из-за седла оно лежало между ними на земле, и каждому из них хотелось его получить.
- Что ж вы, однако, за дураки, - сказал барабанщик, - спорите из-за седла, а коня-то у вас и нету.
- Это седло такое дорогое, что есть из-за чего спорить, - ответил один из людей, - кто на него сядет и куда ни пожелает попасть, хоть на самый край света, тот там враз и окажется, стоит ему только желанье свое сказать. Седло это принадлежит нам обоим, и мой черед ехать на нем, а он вот не соглашается.
- Этот спор я быстро разрешу, - сказал барабанщик. Он отошел на некоторое расстояние и воткнул в землю белый шест. Потом вернулся назад и говорит:
- А теперь бегите к цели, - кто первый добежит, тот первый и поедет.
Бросились оба бежать во весь дух; но только отбежали они несколько шагов, вскочил барабанщик на седло, пожелал перенестись на Стеклянную гору; и не успел он и рукой махнуть, как был уже там.
Было на вершине горы ровное место, стоял старый каменный дом, а перед домом был большой рыбный пруд, а дальше за ним густой лес. Барабанщик не заметил нигде ни людей, ни зверей, всюду было тихо, только ветер шумел на деревьях, и почти над самой его головой тянулись облака. Он подошел к дверям и постучался раз и другой. Постучал он в третий раз, и открыла ему дверь старуха, лицо у нее было смуглое, глаза красные, на длинном носу у нее были очки; она поглядела на него сурово, потом спросила, чего он хочет.
- Впустите, дайте мне поесть и переночевать, - ответил барабанщик.
- Это можно будет, - сказала старуха, - если ты согласишься выполнить за это три работы.
- Чего ж не согласиться, - ответил он, - я никакой работы не боюсь, даже самой тяжелой.
Старуха его впустила, дала ему поесть, а вечером приготовила хорошую постель. Поутру, когда он выспался, сняла старуха со своего худого пальца наперсток и сказала:
- Ну, а теперь принимайся за работу, вычерпай мне вот этим наперстком пруд во дворе; но с работой ты должен управиться до наступления ночи и разобрать всех рыб, что находятся в пруде, по сортам и размерам и сложить их в порядке.
- Это работа необычная, - сказал барабанщик, но, однако, направился к пруду и начал вычерпывать воду.
Черпал он целое утро, но как можно было вычерпать наперстком столько воды, даже если б и заниматься этим тысячу лет? Наступил полдень и подумал барабанщик: "Все понапрасну, - работаю я иль не работаю, а оно одно и то же". Он бросил это дело и уселся на берегу. И вот вышла из дома девушка, поставила перед ним корзинку с едой и сказала:
- Ты сидишь тут такой грустный, чего тебе не хватает?
Посмотрел на нее барабанщик и видит, что девушка она чудесной красоты.
- Ах, - сказал он, - я не в силах выполнить и первой работы, а что ж будет с остальными? Я вышел на поиски королевны, которая должна находиться здесь, но я ее не нашел. Видно, придется мне идти дальше.
- А ты здесь оставайся, - сказала девушка, - я тебя из беды выручу. Ты устал, положи голову мне на колени и усни. Когда ты проснешься, работа будет сделана.
Барабанщик не заставил просить себя дважды. И только закрылись у него глаза, повернула девушка волшебное кольцо и молвила: "Вода ввысь, рыбы наружу!" И вмиг поднялась вода белым туманом ввысь и потянулась за облаками, а рыбы начали барахтаться, выпрыгнули на берег и легли, каждая по величине и по сорту, в ряды. Проснулся барабанщик и в изумленье увидел, что все уже выполнено. Но девушка сказала:
- Одна из рыб лежит не в ряду с подобными ей рыбами, а отдельно. Когда старуха явится вечером и увидит, что все сделано, как она требовала, она спросит: "А эта рыба почему лежит отдельно?" Ты кинь ей тогда рыбу в лицо и скажи: "Эта рыба для тебя, старая ведьма".
Вечером явилась старуха, и когда она задала этот вопрос, барабанщик бросил ей рыбу в лицо. Она притворилась, будто ничего не заметила, и промолчала, но глянула на него злыми глазами. На другое утро она сказала:
- Вчера тебе все удалось слишком легко, надо будет дать тебе работу потрудней. Нынче ты должен вырубить весь лес, распилить деревья на дрова, сложить их в поленницы, и все это надо закончить к вечеру.
Она дала ему топор, молоток и два клина. Но был топор оловянный, а молоток и клинья из жести. Только он начал рубить, покривился топор, а молоток и клинья погнулись. Он не знал, что ему делать. В полдень явилась снова девушка, принесла еду и утешила его.
- Положи голову ко мне на колени, - сказала она, - и усни, а когда проснешься, работа будет исполнена.
Повернула она волшебное кольцо, в тот же миг рухнул с треском весь лес, деревья покололись сами собой и сложились в поленницы; и было похоже, будто исполнили эту работу незримые великаны. Проснулся барабанщик, а девушка и говорит:
- Вот видишь, деревья все порублены и в поленницы сложены; осталась всего лишь одна ветка. Когда старуха придет и спросит, почему эта ветка осталась, ты ударь ее тою веткой и скажи: "Это для тебя, ведьма ты этакая!"
Явилась ведьма.
- Вот видишь, - сказала она, - какою легкой оказалась работа. Но для чего лежит эта ветка?
- Для тебя, ведьма ты этакая, - ответил барабанщик и ударил ее той веткой. Но она притворилась, будто ничего не почувствовала, посмеялась и сказала:
- Завтра рано поутру ты должен все эти дрова сложить в кучу, поджечь их и спалить.
Поднялся он на рассвете, начал складывать в кучу дрова. Но как мог один человек весь лес собрать в одно место? Работа не подвигалась. Но девушка не покинула его в беде. Она принесла ему в полдень еду; поел он, положил голову ей на колени и уснул. А когда проснулся, вся груда дров была объята чудовищным пламенем, и его языки подымались до самого неба.
- Теперь послушай меня, - сказала девушка, - когда явится ведьма, она станет давать тебе разные поручения; выполнишь ты без страха все, что она потребует, тогда не сможет она к тебе придраться; а будешь бояться, то охватит тебя пламя, и ты сгоришь. Под конец, когда ты все выполнишь, ты схвати ее обеими руками и кинь в самое пламя. - Ушла девушка, а вскоре подкралась старуха.
- Ух-х, как мне холодно! - сказала она. - Да вот пылает огонь, он уж согреет мне старые косточки, и мне будет приятно. Вот лежит чурбан, он никак не загорается, ты его вытащи мне из пламени. Сделаешь это, будешь свободен и можешь себе идти, куда вздумается. Ну, поживей в пламя!
Не долго думая, бросился барабанщик в огонь, но он ему ничего не сделал, даже волос не опалил. Вытащил он оттуда чурбан и положил его в сторону. Но только прикоснулось дерево к земле, как обратилось оно мигом в красивую девушку, и была это та самая, что помогала ему в беде. А по шелковому, блистающему золотом платью, что было на ней, он сразу понял, что это королевна. Но старуха злобно усмехнулась и сказала:
- Ты думаешь, что она уже твоя? Нет, она еще не твоя.
Она хотела броситься к девушке и утащить ее с собой; но он схватил старуху обеими руками, поднял ее и кинул в самое пекло, и охватило ее пламя, словно радуясь, что можно теперь сожрать ведьму.
Королевна глянула на барабанщика и увидела, что он красивый юноша, вспомнив, что он был готов отдать свою жизнь, чтоб ее спасти, она протянула ему руку и сказала:
- Ты ради меня отважился на все; я тоже хочу сделать для тебя все. Если ты обещаешь мне верность, то будешь моим мужем. А богатства у нас много, нам довольно и того, что насобирала здесь ведьма.
Она повела его в дом, где стояли лари и сундуки, наполненные ее сокровищами. Золота и серебра они не тронули, взяли только драгоценные камни. Королевне не захотелось оставаться больше на Стеклянной горе, и он сказал ей:
- Садись ко мне в седло, и мы спустимся вниз, точно птицы.
- Мне старое твое седло не нравится, - сказала она, - стоит мне только повернуть на пальце волшебное кольцо, и мы окажемся дома.
- Хорошо, - ответил барабанщик, - в таком случае пожелай, чтоб мы были у городских ворот.
И вмиг они очутились там, и говорит барабанщик:
- Но мне хочется сперва навестить своих родителей, дать им о себе весточку. Ты подожди меня здесь на поле, я скоро вернусь назад.
- Ах, - сказала королевна, - я прошу тебя, будь осторожен, не целуй своих родителей в правую щеку, когда прибудешь ты к ним, а не то позабудешь ты все, и я останусь здесь одна, покинутая на поле.
- Как могу я тебя позабыть? - сказал он и протянул ей руку в знак обещанья в скором времени вернуться назад.
Когда он вошел в отчий дом, никто его не узнал, оттого что три дня, проведенные им на Стеклянной горе, были на самом-то деле три долгих года. Он объявил, кто он, и бросились родители от радости к нему на шею, и он так расчувствовался, что расцеловал их в обе щеки, а про слова девушки и позабыл. Только поцеловал он их в правую щеку, как все мысли о королевне у него тотчас исчезли.
Он стал доставать из карманов драгоценные камни и положил их целую пригоршню на стол. И родители не знали, что им с таким богатством и делать. Тогда начал отец строить великолепный замок, окруженный садами, лесами и лугами, такой красивый, будто должен был в нем поселиться какой-нибудь князь. Когда замок был готов, сказала мать сыну:
- Я выбрала для тебя девушку, через три дня мы справим свадьбу.
И сын был доволен всем, что хотели родители.
Долго стояла у городских ворот бедная королевна, дожидаясь возвращения юноши. Когда наступил вечер, она подумала:
"Должно быть, он поцеловал своих родителей в правую щеку, а обо мне позабыл".
Сердце ее было печально, ей. хотелось бы попасть в одинокую лесную избушку, а вернуться назад, к королевскому двору, к своему отцу, ей не хотелось. Каждый вечер отправлялась она в город и проходила мимо дома барабанщика; иногда он видел ее, но не узнавал. Наконец она услыхала от людей, что завтра будут праздновать его свадьбу. И она сказала себе: "Я попытаюсь, может быть, снова пленю его сердце". Когда справляли первый день свадьбы, она повернула свое волшебное кольцо и молвила: "Хочу платья, блистающего, как солнце". И вмиг лежало перед ней платье, и оно было такое сверкающее, будто было соткано все из одних солнечных лучей. Уже собрались все гости, и вот она вошла в зал. Каждый дивился ее прекрасному платью, а больше всех невеста, а так как красивые платья были самой большой ее страстью, то она подошла к незнакомке и спросила, не продаст ли она его.
- За деньги нет, - ответила та. - Но если мне будет позволено пробыть первую ночь у дверей, где будет спать жених, тогда я согласна платье отдать.
Невеста не могла сдержать своего желания и согласилась; но она подмешала сонного зелья в вино, которое поднесли жениху на ночь, и он погрузился в глубокий сон. Когда все в доме утихло, королевна присела на корточки перед дверью опочивальни, приоткрыла ее немного и сказала так:
Слушай меня, барабанщик,
Неужели меня позабыл?
На Стеклянной горе ты ведь долгое время прожил.
А не я ли тебя от злой ведьмы спасала?
И не ты ли мне верность навек обещал?
Слушай, слушай меня, барабанщик!
Но все было напрасно, - барабанщик не проснулся, и когда наступило утро, королевне пришлось уйти ни с чем. На другой вечер повернула королевна свое волшебное кольцо и сказала:
"Хочу платье серебряное, как луна". И вот она явилась на праздник в платье, что было такое нежное, как лунное сияние, и невесте снова захотелось его иметь, и она отдала ей платье за то, что та позволила провести ей у двери опочивальни и вторую ночь. И молвила королевна в ночной тишине:
Слушай меня, барабанщик,
Неужели меня позабыл?
На Стеклянной горе ты ведь долгое время прожил.
А не я ли тебя от злой ведьмы спасала?
И не ты ли мне верность навек обещал?
Слушай, слушай меня, барабанщик!
Но добудиться барабанщика, одурманенного сонным зельем, было невозможно. Опечаленная вернулась королевна поутру назад в свою лесную избушку. Но люди в доме слыхали жалобу девушки-незнакомки и рассказали о том жениху; рассказали они и о том, что он и не мог бы ничего услышать, потому что подсыпали ему в вино сонного зелья.
На третий вечер повернула королевна волшебное кольцо и молвила: "Хочу платье, сверкающее, как звезды". Когда она показалась в нем на свадебном пиру, невеста была вне себя от великолепия этого платья, что превосходило все остальные, и сказала: "Я должна во что бы то ни стало им обладать". Девушка отдала его, как и первые два платья, за позволение провести ночь у дверей жениха. Но не выпил жених вина, поданного ему на ночь, а выплеснул его за кровать. И когда в доме все утихло, он услыхал голос, который его окликнул:
Слушай меня, барабанщик,
Неужели меня позабыл?
На Стеклянной горе ты ведь долгое время прожил.
А не я ли тебя от злой ведьмы спасала?
И не ты ли мне верность навек обещал?
Слушай, слушай меня, барабанщик!
И вдруг к нему вернулась память. "Ах, - воскликнул он, - как я мог поступить так неверно? Но виною всему то, что на радостях я от всего сердца поцеловал родителей в правую щеку, и это помрачило мне память". Он вскочил, взял королевну за руку и привел ее к постели своих родителей.
- Вот она, моя настоящая невеста, - сказал он, - если бы я женился на другой, я совершил бы большую несправедливость.
Когда родители узнали, как все это случилось, они дали свое согласие. И были опять зажжены в зале огни, принесены литавры и барабаны и приглашены друзья и родные; и была отпразднована в великой радости настоящая свадьба. А первая невеста получила в возмещение за это прекрасные платья и была этим довольна.
Eines Abends ging ein junger Trommler ganz allein auf dem Feld und kam an einen See, da sah er an dem Ufer drei Stückchen weiße Leinewand liegen. "Was für feines Leinen," sprach er und steckte eins davon in die Tasche. Er ging heim, dachte nicht weiter an seinen Fund und legte sich zu Bett. Als er eben einschlafen wollte, war es ihm, als nennte jemand seinen Namen. Er horchte und vernahm eine leise Stimme, die ihm zurief: "Trommeler, Trommeler, wach auf!" Er konnte, da es finstere Nacht war, niemand sehen, aber es kam ihm vor, als schwebte eine Gestalt vor seinem Bett auf und ab. "Was willst du?" fragte er. "Gib mir mein Hemdchen zurück," antwortete die Stimme, "das du mir gestern abend am See weggenommen hast." - "Du sollst es wiederhaben," sprach der Trommler, "wenn du mir sagst, wer du bist." - "Ach," erwiderte die Stimme, "ich bin die Tochter eines mächtigen Königs, aber ich bin in die Gewalt einer Hexe geraten und bin auf den Glasberg gebannt. Jeden Tag muß ich mit meinen zwei Schwestern im See baden, aber ohne mein Hemdchen kann ich nicht wieder fortfliegen. Meine Schwestern haben sich fortgemacht, ich aber habe zurückbleiben müssen. Ich bitte dich, gib mir mein Hemdchen wieder." - "Sei ruhig, armes Kind," sprach der Trommler, "ich will dir's gerne zurückgeben." Er holte es aus seiner Tasche und reichte es ihr in der Dunkelheit hin. Sie erfaßte es hastig und wollte damit fort. "Weile einen Augenblick," sagte er, "vielleicht kann ich dir helfen." - "Helfen kannst du mir nur, wenn du auf den Glasberg steigst und mich aus der Gewalt der Hexe befreist. Aber zu dem Glasberg kommst du nicht, und wenn du auch ganz nahe daran wärst, so kommst du nicht hinauf." - "Was ich will, das kann ich," sagte der Trommler, "ich habe Mitleid mit dir, und ich fürchte mich vor nichts. Aber ich weiß den Weg nicht, der nach dem Glasberg führt." - "Der Weg geht durch den großen Wald, in dem die Menschenfresser hausen," antwortete sie, "mehr darf ich dir nicht sagen." Darauf hörte er, wie sie fortschwirrte.
Bei Anbruch des Tages machte sich der Trommler auf, hing seine Trommel um und ging ohne Furcht geradezu in den Wald hinein. Als er ein Weilchen gegangen war und keinen Riesen erblickte, so dachte er: "Ich muß die Langschläfer aufwecken," hing die Trommel vor und schlug einen Wirbel, daß die Vögel aus den Bäumen mit Geschrei aufflogen. Nicht lange, so erhob sich auch ein Riese in die Höhe, der im Gras gelegen und geschlafen hatte, und war so groß wie eine Tanne. "Du Wicht," rief er ihm zu, "was trommelst du hier und weckst mich aus dem besten Schlaf?" - "Ich trommle," antwortete er, "weil viele Tausende hinter mir herkommen, damit sie den Weg wissen." - "Was wollen die hier in meinem Wald?" fragte der Riese. "Sie wollen dir den Garaus machen und den Wald von einem Ungetüm, wie du bist, säubern." - "Oh," sagte der Riese, "ich trete euch wie Ameisen tot." - "Meinst du, du könntest gegen sie etwas ausrichten?" sprach der Trommler, "wenn du dich bückst, um einen zu packen, so springt er fort und versteckt sich, wie du dich aber niederlegst und schläfst, so kommen sie aus allen Gebüschen herbei und kriechen an dir hinauf. Jeder hat einen Hammer von Stahl am Gürtel stecken, damit schlagen sie dir den Schädel ein." Der Riese ward verdrießlich und dachte: Wenn ich mich mit dem listigen Volk befasse, so könnte es doch zu meinem Schaden ausschlagen. Wölfen und Bären drücke ich die Gurgel zusammen, aber vor den Erdwürmern kann ich mich nicht schützen. "Hör, kleiner Kerl," sprach er, "zieh wieder ab, ich verspreche dir, daß ich dich und deine Gesellen in Zukunft in Ruhe lassen will, und hast du noch einen Wunsch, so sag's mir, ich will dir wohl etwas zu Gefallen tun." - "Du hast lange Beine," sprach der Trommler, "und kannst schneller laufen als ich, trag mich zum Glasberge, so will ich den Meinigen ein Zeichen zum Rückzug geben, und sie sollen dich diesmal in Ruhe lassen." - "Komm her, Wurm," sprach der Riese, "setz dich auf meine Schulter, ich will dich tragen, wohin du verlangst." Der Riese hob ihn hinauf, und der Trommler fing oben an nach Herzenslust auf der Trommel zu wirbeln. Der Riese dachte: Das wird das Zeichen sein, daß das andere Volk zurückgehen soll. Nach einer Weile stand ein zweiter Riese am Weg, der nahm den Trommler dem ersten ab und steckte ihn in sein Knopfloch. Der Trommler faßte den Knopf, der wie eine Schüssel groß war, hielt sich daran und schaute ganz lustig umher. Dann kamen sie zu einem dritten, der nahm ihn aus dem Knopfloch und setzte ihn auf den Rand seines Hutes; da ging der Trommler oben auf und ab und sah über die Bäume hinaus, und als er in blauer Ferne einen Berg erblickte, so dachte er, Das ist gewiß der Glasberg, und er war es auch. Der Riese tat noch ein paar Schritte, so waren sie an dem Fuß des Berges angelangt, wo ihn der Riese absetzte. Der Trommler verlangte, er sollte ihn auch auf die Spitze des Glasberges tragen, aber der Riese schüttelte mit dem Kopf, brummte etwas in den Bart und ging in den Wald zurück.
Nun stand der arme Trommler vor dem Berg, der so hoch war, als wenn drei Berge aufeinandergesetzt wären, und dabei so glatt wie ein Spiegel, und wußte keinen Rat, um hinaufzukommen. Er fing an zu klettern, aber vergeblich, er rutschte immer wieder herab. Wer jetzt ein Vogel wäre, dachte er, aber was half das Wünschen, es wuchsen ihm keine Flügel. Indem er so stand und sich nicht zu helfen wußte, erblickte er nicht weit von sich zwei Männer, die heftig miteinander stritten. Er ging auf sie zu und sah, daß sie wegen eines Sattels uneins waren, der vor ihnen auf der Erde lag, und den jeder von ihnen haben wollte. "Was seid ihr für Narren," sprach er, "zankt euch um einen Sattel und habt kein Pferd dazu." - "Der Sattel ist wert, daß man darum streitet," antwortete der eine von den Männern, "wer darauf sitzt und wünscht sich irgendwohin, und wär's am Ende der Welt, der ist im Augenblick angelangt, wie er den Wunsch ausgesprochen hat. Der Sattel gehört uns gemeinschaftlich, die Reihe, darauf zu reiten, ist an mir, aber der andere will es nicht zulassen." - "Den Streit will ich bald austragen," sagte der Trommler, ging eine Strecke weit und steckte einen weißen Stab in die Erde. Dann kam er zurück und sprach: "Jetzt lauft nach dem Ziel, wer zuerst dort ist, der reitet zuerst." Beide setzten sich in Trab, aber kaum waren sie ein paar Schritte weg, so schwang sich der Trommler auf den Sattel, wünschte sich auf den Glasberg, und ehe man die Hand umdrehte, war er dort. Auf dem Berg oben war eine Ebene, da stand ein altes steinernes Haus; und vor dem Haus lag ein großer Fischteich, dahinter aber ein finsterer Wald. Menschen und Tiere sah er nicht, es war alles still, nur der Wind raschelte in den Bäumen, und die Wolken zogen ganz nah über seinem Haupt weg. Er trat an die Türe und klopfte an. Als er zum drittenmal geklopft hatte, öffnete eine Alte mit braunem Gesicht und roten Augen die Türe; sie hatte eine Brille auf ihrer langen Nase und sah ihn scharf an, dann fragte sie, was sein Begehren wäre. "Einlaß, Kost und Nachtlager," antwortete der Trommler. "Das sollst du haben," sagte die Alte, "wenn du dafür drei Arbeiten verrichten willst." - "Warum nicht?" antwortete er, "ich scheue keine Arbeit, und wenn sie noch so schwer ist." Die Alte ließ ihn ein, gab ihm Essen und abends ein gutes Bett. Am Morgen, als er ausgeschlafen hatte, nahm die Alte einen Fingerhut von ihrem dürren Finger, reichte ihn dem Trommler hin und sagte: "Jetzt geh an die Arbeit und schöpfe den Teich draußen mit diesem Fingerhut aus, aber ehe es Nacht wird, mußt du fertig sein, und alle Fische, die in dem Wasser sind, müssen nach ihrer Art und Größe ausgesucht und nebeneinandergelegt sein." - "Das ist eine seltsame Arbeit," sagte der Trommler, ging aber zu dem Teich und fing an zu schöpfen. Er schöpfte den ganzen Morgen, aber was kann man mit einem Fingerhut bei einem großen Wasser ausrichten, und wenn man tausend Jahre schöpft? Als es Mittag war, dachte er: "Es ist alles umsonst, und ist einerlei, ob ich arbeite oder nicht," hielt ein und setzte sich nieder. Da kam ein Mädchen aus dem Haus gegangen, stellte ihm ein Körbchen mit Essen hin und sprach: "Du sitzest da so traurig, was fehlt dir?" Er blickte es an und sah, daß es wunderschön war. "Ach," sagte er, "ich kann die erste Arbeit nicht vollbringen, wie wird es mit den andern werden? Ich bin ausgegangen, eine Königstochter zu suchen, die hier wohnen soll, aber ich habe sie nicht gefunden; ich will weitergehen." - "Bleib hier," sagte das Mädchen, "ich will dir aus deiner Not helfen. Du bist müde, lege deinen Kopf in meinen Schoß und schlaf. Wenn du wieder aufwachst, so ist die Arbeit getan." Der Trommler ließ sich das nicht zweimal sagen. Sobald ihm die Augen zufielen, drehte sie einen Wunschring und sprach "Wasser herauf, Fische heraus." Alsbald stieg das Wasser wie ein weißer Nebel in die Höhe und zog mit den andern Wolken fort, und die Fische schnalzten, sprangen ans Ufer und legten sich nebeneinander, jeder nach seiner Größe und Art. Als der Trommler erwachte, sah er mit Erstaunen, daß alles vollbracht war. Aber das Mädchen sprach: "Einer von den Fischen liegt nicht bei seinesgleichen, sondern ganz allein. Wenn die Alte heute abend kommt und sieht, daß alles geschehen ist, was sie verlangt hat, so wird sie fragen: Was soll dieser Fisch allein? Dann wirf ihr den Fisch ins Angesicht und sprich: Der soll für dich sein, alte Hexe." Abends kam die Alte, und als sie die Frage getan hatte, so warf er ihr den Fisch ins Gesicht. Sie stellte sich, als merkte sie es nicht, und schwieg still, aber sie blickte ihn mit boshaften Augen an. Am andern Morgen sprach sie: "Gestern hast du es zu leicht gehabt, ich muß dir schwerere Arbeit geben. Heute mußt du den ganzen Wald umhauen, das Holz in Scheite spalten und in Klaftern legen, und am Abend muß alles fertig sein." Sie gab ihm eine Axt, einen Schläger und zwei Keile. Aber die Axt war von Blei, der Schläger und die Keile waren von Blech. Als er anfing zu hauen, so legte sich die Axt um, und Schläger und Keile drückten sich zusammen. Er wußte sich nicht zu helfen, aber mittags kam das Mädchen wieder mit dem Essen und tröstete ihn. "Lege deinen Kopf in meinen Schoß," sagte sie, "und schlaf, wenn du aufwachst, so ist die Arbeit getan." Sie drehte ihren Wunschring, in dem Augenblick sank der ganze Wald mit Krachen zusammen, das Holz spaltete sich von selbst und legte sich in Klaftern zusammen; es war als ob unsichtbare Riesen die Arbeit vollbrächten. Als er aufwachte, sagte das Mädchen: "Siehst du, das Holz ist geklaftert und gelegt; nur ein einziger Ast ist übrig, aber wenn die Alte heute abend kommt und fragt, was der Ast solle, so gib ihr damit einen Schlag und sprich: Der soll für dich sein, du Hexe." Die Alte kam: "Siehst du," sprach sie, "wie leicht die Arbeit war; aber für wen liegt der Ast noch da?" - "Für dich, du Hexe," antwortete er und gab ihr einen Schlag damit. Aber sie tat, als fühlte sie es nicht, lachte höhnisch und sprach: "Morgen früh sollst du alles Holz auf einen Haufen legen, es anzünden und verbrennen." Er stand mit Anbruch des Tages auf und fing an das Holz herbeizuholen, aber wie kann ein einziger Mensch einen ganzen Wald zusammentragen? Die Arbeit rückte nicht fort. Doch das Mädchen verließ ihn nicht in der Not, es brachte ihm mittags seine Speise, und als er gegessen hatte, legte er seinen Kopf in den Schoß und schlief ein. Bei seinem Erwachen brannte der ganze Holzstoß in einer ungeheuern Flamme, die ihre Zungen bis in den Himmel ausstreckte. "Hör mich an," sprach das Mädchen, "wenn die Hexe kommt, wird sie dir allerlei auftragen, tust du ohne Furcht, was sie verlangt, so kann sie dir nichts anhaben, fürchtest du dich aber, so packt dich das Feuer und verzehrt dich. Zuletzt, wenn du alles getan hast, so packe sie mit beiden Händen und wirf sie mitten in die Glut." Das Mädchen ging fort, und die Alte kam herangeschlichen: "Hu! Mich friert," sagte sie "aber das ist ein Feuer, das brennt, das wärmt mir die alten Knochen, da wird mir wohl. Aber dort liegt ein Klotz, der will nicht brennen, den hol mir heraus. Hast du das noch getan, so bist du frei und kannst ziehen, wohin du willst. Nur munter hinein!" Der Trommler besann sich nicht lange, sprang mitten in die Flammen, aber sie taten ihm nichts, nicht einmal die Haare konnten sie ihm versengen. Er trug den Klotz heraus und legte ihn hin. Kaum aber hatte das Holz die Erde berührt, so verwandelte es sich, und das schöne Mädchen stand vor ihm, das ihm in der Not geholfen hatte, und an den seidenen, goldglänzenden Kleidern, die es anhatte, merkte er wohl, daß es die Königstochter war. Aber die Alte lachte giftig und sprach: "Du meinst, du hättest sie, aber du hast sie noch nicht." Eben wollte sie auf das Mädchen losgehen und es fortziehen, da packte er die Alte mit beiden Händen, hob sie in die Höhe und warf sie den Flammen in den Rachen, die über ihr zusammenschlugen, als freuten sie sich, daß sie eine Hexe verzehren sollten.
Die Königstochter blickte darauf den Trommler an, und als sie sah, daß es ein schöner Jüngling war, und bedachte, daß er sein Leben daran gesetzt hatte, um sie zu erlösen, so reichte sie ihm die Hand und sprach: "Du hast alles für mich gewagt, aber ich will auch für dich alles tun. Versprichst du mir deine Treue, so sollst du mein Gemahl werden. An Reichtümern fehlt es uns nicht, wir haben genug an dem, was die Hexe hier zusammengetragen hat." Sie führte ihn in das Haus, da standen Kisten und Kasten, die mit ihren Schätzen angefüllt waren. Sie ließen Gold und Silber liegen und nahmen nur die Edelsteine. Sie wollte nicht länger auf dem Glasberg bleiben, da sprach er zu ihr: "Setze dich zu mir auf meinen Sattel, so fliegen wir hinab wie Vögel." - "Der alte Sattel gefällt mir nicht," sagte sie, "ich brauche nur an meinem Wunschring zu drehen, so sind wir zu Haus." - "Wohlan," antwortete der Trommler, "so wünsch uns vor das Stadttor." Im Nu waren sie dort, der Trommler aber sprach: "Ich will erst zu meinen Eltern gehen und ihnen Nachricht geben, harre mein hier auf dem Feld, ich will bald zurück sein." - "Ach," sagte die Königstochter, "ich bitte dich, nimm dich in acht, küsse deine Eltern bei deiner Ankunft nicht auf die rechte Wange, denn sonst wirst du alles vergessen, und ich bleibe hier allein und verlassen auf dem Feld zurück." - "Wie kann ich dich vergessen?" sagte er und versprach ihr in die Hand, recht bald wiederzukommen. Als er in sein väterliches Haus trat, wußte niemand, wer er war, so hatte er sich verändert, denn die drei Tage, die er auf dem Glasberg zugebracht hatte, waren drei lange Jahre gewesen. Da gab er sich zu erkennen, und seine Eltern fielen ihm vor Freude um den Hals, und er war so bewegt in seinem Herzen, daß er sie auf beide Wangen küßte und an die Worte des Mädchens nicht dachte. Wie er ihnen aber den Kuß auf die rechte Wange gegeben hatte, verschwand ihm jeder Gedanke an die Königstochter. Er leerte seine Taschen aus und legte Hände voll der größten Edelsteine auf den Tisch. Die Eltern wußten gar nicht, was sie mit dem Reichtum anfangen sollten. Da baute der Vater ein prächtiges Schloß, von Gärten, Wäldern und Wiesen umgeben, als wenn ein Fürst darin wohnen sollte. Und als es fertig war, sagte die Mutter: "Ich habe ein Mädchen für dich ausgesucht, in drei Tagen soll die Hochzeit sein." Der Sohn war mit allem zufrieden, was die Eltern wollten.
Die arme Königstochter hatte lange vor der Stadt gestanden und auf die Rückkehr des Jünglings gewartet. Als es Abend ward, sprach sie: "Gewiß hat er seine Eltern auf die rechte Wange geküßt und hat mich vergessen." Ihr Herz war voll Trauer, sie wünschte sich in ein einsames Waldhäuschen und wollte nicht wieder an den Hof ihres Vaters zurück. Jeden Abend ging sie in die Stadt und ging an seinem Haus vorüber: er sah sie manchmal, aber er kannte sie nicht mehr. Endlich hörte sie, wie die Leute sagten: "Morgen wird seine Hochzeit gefeiert." Da sprach sie: "Ich will versuchen, ob ich sein Herz wiedergewinne." Als der erste Hochzeitstag gefeiert ward, da drehte sie ihren Wunschring und sprach: "Ein Kleid so glänzend wie die Sonne." Alsbald lag das Kleid vor ihr und war so glänzend, als wenn es aus lauter Sonnenstrahlen gewebt wäre. Als alle Gäste sich versammelt hatten, so trat sie in den Saal. Jedermann wunderte sich über das schöne Kleid, am meisten die Braut, und da schöne Kleider ihre größte Lust waren, so ging sie zu der Fremden und fragte, ob sie es ihr verkaufen wollte. "Für Geld nicht," antwortete sie, "aber wenn ich die erste Nacht vor der Türe verweilen darf, wo der Bräutigam schläft, so will ich es hingeben." Die Braut konnte ihr Verlangen nicht bezwingen und willigte ein, aber sie mischte dem Bräutigam einen Schlaftrunk in seinen Nachtwein, wovon er in tiefen Schlaf verfiel. Als nun alles still geworden war, so kauerte sich die Königstochter vor die Türe der Schlafkammer, öffnete sie ein wenig und rief hinein:
"Trommler, Trommler, hör mich an,
Hast du mich denn ganz vergessen?
Hast du auf dem Glasberg nicht bei mir gesessen?
Habe ich vor der Hexe nicht bewahrt dein Leben?
Hast du mir auf Treue nicht die Hand gegeben?
Trommler, Trommler, hör mich an."
Aber es war alles vergeblich, der Trommler wachte nicht auf, und als der Morgen anbrach, mußte die Königstochter unverrichteter Dinge wieder fortgehen. Am zweiten Abend drehte sie ihren Wunschring und sprach: "Ein Kleid so silbern als der Mond." Als sie mit dem Kleid, das so zart war wie der Mondschein, bei dem Fest erschien, erregte sie wieder das Verlangen der Braut und gab es ihr für die Erlaubnis, auch die zweite Nacht vor der Türe der Schlafkammer zubringen zu dürfen. Da rief sie in nächtlicher Stille:
"Trommler, Trommler, hör mich an,
Hast du mich denn ganz vergessen?
Hast du auf dem Glasberg nicht bei mir gesessen?
Habe ich vor der Hexe nicht bewahrt dein Leben?
Hast du mir auf Treue nicht die Hand gegeben?
Trommler, Trommler, hör mich an."
Aber der Trommler, von dem Schlaftrunk betäubt, war nicht zu erwecken. Traurig ging sie den Morgen wieder zurück in ihr Waldbaus. Aber die Leute im Haus hatten die Klage des fremden Mädchens gehört und erzählten dem Bräutigam davon; sie sagten ihm auch, daß es ihm nicht möglich gewesen wäre, etwas davon zu vernehmen, weil sie ihm einen Schlaftrunk in den Wein geschüttet hätten. Am dritten Abend drehte die Königstochter den Wunschring und sprach: "Ein Kleid flimmernd wie Sterne." Als sie sich darin auf dem Fest zeigte, war die Braut über die Pracht des Kleides, das die andern weit übertraf, ganz außer sich und sprach: "Ich soll und muß es haben." Das Mädchen gab es, wie die andern, für die Erlaubnis, die Nacht vor der Türe des Bräutigams zuzubringen. Der Bräutigam aber trank den Wein nicht, der ihm vor dem Schlafengehen gereicht wurde, sondern goß ihn hinter das Bett. Und als alles im Haus still geworden war, so hörte er eine sanfte Stimme, die ihn anrief:
"Trommler, Trommler, hör mich an,
Hast du mich denn ganz vergessen?
Hast du auf dem Glasberg nicht bei mir gesessen?
Habe ich vor der Hexe nicht bewahrt dein Leben?
Hast du mir auf Treue nicht die Hand gegeben?
Trommler, Trommler, hör mich an."
Plötzlich kam ihm das Gedächtnis wieder. "Ach," rief er, "wie habe ich so treulos handeln können, aber der Kuß, den ich meinen Eltern in der Freude meines Herzens auf die rechte Wange gegeben habe, der ist schuld daran, der hat mich betäubt." Er sprang auf, nahm die Königstochter bei der Hand und führte sie zu dem Bett seiner Eltern. "Das ist meine rechte Braut," sprach er, "wenn ich die andere heirate, so tue ich großes Unrecht." Die Eltern, als sie hörten, wie alles sich zugetragen hatte, willigten ein. Da wurden die Lichter im Saal wieder angezündet, Pauken und Trompeten herbeigeholt, die Freunde und Verwandten eingeladen wiederzukommen, und die wahre Hochzeit ward mit großer Freude gefeiert. Die erste Braut behielt die schönen Kleider zur Entschädigung und gab sich zufrieden.