Давно, очень давно жил на свете такой человек, который разумел разные искусства. Служил он и в военной службе и выказал себя на войне мужественным воином; когда же война окончилась, он вышел в отставку и получил три геллера на дорогу. "Ну, - сказал он, - не очень-то мне это по нутру! Вот если я сумею подобрать настоящих молодцов, так королю, пожалуй, придется выдать мне на руки сокровища всей своей земли".
Пошел он в лес и видит там человека, который вырвал шесть деревьев с корнем, словно соломинки. Он и спросил его: "Хочешь ли ты поступить ко мне на службу и всюду за мною следовать?" - "Ладно, - отвечал тот, - но только я сначала снесу моей матушке вязаночку дров!" - взял одно из деревьев, замотал его вокруг остальных шести, взвалил всю вязанку на плечи и понес. Потом вернулся и пошел со своим новым господином, который сказал: "Мы вдвоем, конечно, весь свет обойдем!"
Прошли они немного и повстречались с охотником, который, стоя на коленях, приложился из ружья и прицеливался. Бывший вояка и спросил его: "Охотник, ты кого же подстрелить собираешься?" А тот отвечал: "Да вот в двух милях отсюда на ветке дуба сидит муха, так я хочу ей левый глаз прострелить". - "Ого! Ну, так ступай за мной, - сказал ему вояка, - мы втроем весь свет обойдем!"
Охотник согласился и пошел за ним следом, и они втроем пришли к семи ветряным мельницам, которые живо работали крыльями, хотя ветра никакого не было и ни один листок не шевелился на дереве. "Понять не могу, отчего вертятся мельницы - в воздухе никакого дуновения не заметно", - сказал вояка и пошел со своими слугами далее.
Когда же они прошли мили две, то увидели, что сидит на дереве человек и, прикрыв одну ноздрю, дует из другой. "Эй, ты, что ты там на дереве делаешь?" - спросил вояка. И тот отвечал: "А вот, в двух милях отсюда стоят рядом семь ветряных мельниц, я отсюда дую, они и вертятся". - "Ого! Ступай и ты со мной! - сказал вояка. - Ведь мы-то вчетвером весь свет обойдем!"
Слез парень с дерева и пошел за ним вслед, а немного спустя увидели они и еще молодца, который стоял на одной ноге, а другую отстегнул и около себя поставил. "Это ты ловко придумал для отдохновения!" - сказал ему вояка. "Да ведь я - скороход, - отвечал молодчик, - и вот для того, чтобы не слишком быстро бегать, я и отстегнул себе другую ногу, а то ведь когда я на двух ногах бегу, то за мной и птицы не угонятся". - "Ого! Ну, так ступай же и ты с нами! Ведь мы-то впятером весь свет обойдем".
Пошел и этот за ним следом, и несколько времени спустя повстречались они еще с одним молодцом, у которого шапчонка на голове еле-еле держалась, совсем на ухо свисла. Вот и сказал ему вояка: "Щеголевато, ухарски шапчонка у тебя надета, приятель! Ты бы уж ее совсем на ухо повесил, совсем бы дураком тогда смотрелся!" - "Не смею надеть иначе, - отвечал молодец. - Надень я ее прямо, такой по всей земле мороз наступит, что птицы станут на лету мерзнуть и на землю падать". - "О, ступай же и ты с нами, - сказал вояка, - ведь мы-то вшестером весь свет обойдем".
Вот и пришли шестеро в город, в котором королем было объявлено во всеобщее сведение, что тот, кто вызовется бегать взапуски с его дочерью и одержит над нею верх в этом состязании, получит в награду ее руку; если же она одержит над ним верх, то смельчак поплатится головою.
Вояка вызвался вступить в состязание с королевною, но добавил: "Я не сам побегу, а за себя слугу своего пошлю". - "Тогда и он тоже должен будет рисковать своей жизнью, - сказал король. - В случае неудачи и ты, и он - вы оба поплатитесь головами".
Когда они заключили и скрепили этот договор, вояка пристегнул бегуну другую ногу и сказал ему: "Смотри, беги проворнее и помоги нам одержать победу".
А было условлено, что победителем будут считать того, кто раньше принесет воды из отдаленного источника. И бегун, и королевна получили по кружке и одновременно пустились бежать; но королевна успела лишь отбежать немного, а бегун уже из глаз скрылся, словно вихрь промчался. В самое короткое время он достиг источника, зачерпнул полную кружку воды и побежал назад.
На самой средине обратного пути на бегуна вдруг напала усталость; он поставил около себя кружку, прилег на дороге и заснул. А под голову себе вместо подушки он положил конский череп, валявшийся тут же, подумав: "На жестком изголовье много не наспишь".
Между тем королевна, которая тоже бегала настолько хорошо, насколько может бегать обыкновенный человек, прибежала к источнику и поспешила оттуда обратно с полною кружкою воды; когда же она увидала, что бегун лежит и спит на дороге, она этому очень обрадовалась и сказала: "Мой противник теперь у меня в руках", - выплеснула воду из его кружки и помчалась дальше.
Победа осталась бы на ее стороне, но, на счастье вояки, зоркий охотник, стоявший на башне замка, увидел все, что произошло. "Ну, нет, - сказал он, - королевне нас победить не придется!" - зарядил ружье, да так ловко выстрелил, что выбил конский череп из-под головы бегуна, не причинив ему самому никакого вреда.
Проснулся бегун, вскочил на ноги, увидел, что кружка его опорожнена, а королевна уже далеко его опередила. Но он не оробел нисколько, опять сбегал с кружкою к ручью, опять почерпнул воды и все-таки на десять минут раньше королевны прибежал к замку. "Вот теперь, - сказал он, - я только что ноги расправил, а до этого мой бег и бегом называть не стоило".
Но король, а еще более его дочь, были очень оскорблены тем, что какой-то простой отставной солдат мог теперь заявить на нее свои права. Вот они и стали между собою совещаться, как бы им избавиться от него и всех его сотоварищей. "Я нашел к тому средство, - сказал наконец король королевне, - ты можешь не тревожиться! Ни один из них не уйдет домой живым!"
Затем король обратился к шестерым друзьям и сказал им: "Ну, вы теперь должны повеселиться, поесть и попить на радостях!" - и свел их в такую комнату замка, у которой и пол и двери были железные, а все окна снабжены толстыми железными решетками. В этой комнате накрыт был стол, заставленный дорогими кушаньями. "Пожалуйте сюда, - сказал король, - позабавьтесь в свое удовольствие".
И как только они туда вошли, он приказал все двери запереть и задвижками задвинуть. Затем позвал повара и велел ему развести под тою комнатою огонь и до тех пор его поддерживать, пока железный пол не раскалится докрасна.
Повар исполнил приказ короля, и шестерым, сидевшим за столом, стало вскоре в комнате тепленько, а затем уж и жарко, и они думали, что согрелись так от еды; когда же жар все возрастал и возрастал в комнате и они захотели из нее выйти, То увидели, что и окна, и двери заперты наглухо… Тут только они поняли, что у короля недоброе на уме и он просто-напросто задумал их удушить жаром.
"Ну, это ему не удастся, - сказал тот, что был в шапчонке, - я такого сюда мороза напущу, с которым огню не поладить". Поправил свою шапчонку на голове, и вдруг наступил такой холод, что жару сразу как не бывало, и даже все кушанья стали замерзать на блюдах.
По истечении двух часов король предположил, что все они уже погибли от жары, приказал отворить дверь в ту комнату, и сам задумал на них посмотреть. Но когда дверь отворилась, все шестеро подошли к нему живехоньки и здоровехоньки и сказали, что им было бы приятно из этой комнаты выйти погреться, потому что тут холод был смертный, даже кушанья, мол, к блюдам примерзали…
Тогда король в бешенстве направился вниз, к повару, распушил его и стал спрашивать, почему тот осмелился не исполнить его приказания. Повар ответил: "Помилуйте, извольте сами посмотреть, каков тут жар!" И король действительно убедился в том, что громадное пламя пылало под полом железной комнаты, и тут только понял, что он ничем не может повредить этим шестерым.
Стал он снова думать, как бы ему избавиться от таких докучных гостей. Позвал к себе вояку и спросил: "Не хочешь ли ты уступить мне твои права на мою дочь за золото? Если да, бери его, сколько душе угодно". - "Отчего же! Я готов! - отвечал вояка. - Дайте мне за это право столько золота, сколько мой слуга снести может, тогда я откажусь от руки вашей дочери". Король был этим очень обрадован, а вояка сказал: "Коли так, я вернусь через две недели и увезу золото с собою".
Затем он созвал всех портных со всего королевства и засадил их за работу: в течение двух недель они должны были сшить ему мешок для королевского золота. Когда же мешок был готов, то силач, тот самый, который с корнем мог вырывать деревья, должен был взять мешок на плечи и идти к королю за золотом.
Король увидал силача и изумился. "Что это за коренастый детина, - сказал он, - что тащит на плече этот громаднейший тюк полотна?" Король даже струхнул, подумав, сколько этот детина унесет золота!
Потом он приказал принести целую бочку золота, которую едва могли тащить на себе шестнадцать очень сильных людей, а наш силач ухватил ее одной ручищей, сунул ее преспокойно в мешок и спросил: "Зачем же вы сразу-то не притащите побольше, ведь эта бочка в моем мешке чуть донышко прикрыла".
Тогда король приказал мало-помалу перетаскать к мешку всю свою сокровищницу; силач всю ее принял, убрал в мешок и заполнил его все же только до половины. "Тащите сюда еще! - кричал силач. - Ведь этими пустяками мешка не наполнишь!"
Собрали еще со всего королевства семь тысяч повозок золота, и их все запихал силач в мешок вместе с упряжками волов. "Где мне тут разбираться, - говорил он, - возьму все, что под руку попадется, лишь бы мешок заполнить!"
Когда все это было в мешок вложено, а все еще оставалось в нем много места, силач сказал: "Пора заканчивать! Можно, пожалуй, завязать мешок даже и не совсем полный". Сказав это, он взвалил мешок себе на спину и пошел путем-дорогою со своими товарищами.
Когда король увидел, что один человек уносит на спине богатства всего королевства, то разгневался и приказал своей коннице сесть на коней, гнаться за этими шестью нахалами и отнять у силача его мешок.
Два полка конницы очень скоро нагнали уходивших и крикнули им: "Вы - наши пленники! Бросайте на землю мешок, не то всех вас изрубим!" - "Что это вы рассказываете? - спросил тот, что мельницы ворочал дыханьем. - Мы ваши пленники? Нет, уж скорее вам придется всем поплясать на воздухе!" И, придавив пальцем одну ноздрю, стал дуть в другую навстречу обоим полкам с такою силою, что расстроил их ряды и разметал их прахом во все стороны.
Один из фельдфебелей стал молить о пощаде, упомянул о своих девяти ранах и просил избавить его от незаслуженного позора. Тогда молодец приостановился на мгновенье, так что фельдфебель, вместе с другими взлетевший на воздух, мог благополучно опуститься на землю и услышал такой приказ от своего странного противника: "Ступай-ка и скажи королю, чтобы он еще больше посылал за нами конницы в погоню: и с ними будет то же, что с вами было".
Король, услышав такие угрозы, сказал: "Ну их! Пусть убираются… В них во всех есть что-то недоброе".
А наши шестеро молодцов вернулись домой со своими богатствами, поделили их между собою и жили припеваючи до самой смерти.
Es war einmal ein Mann, der verstand allerlei Künste er diente im Krieg und hielt sich brav und tapfer, aber als der Krieg zu Ende war, bekam er den Abschied und drei Heller Zehrgeld auf den Weg. "Wart," sprach er, "das lasse ich mir nicht gefallen finde ich die rechten Leute, so soll mir der König noch die Schätze des ganzen Landes herausgeben. Da ging er voll Zorn in den Wald und sah einen darin stehen, der hatte sechs Bäume ausgerupft, als wären's Kornhalme. Sprach er zu ihm: "Willst du mein Diener sein und mit mir ziehen?" - "Ja, antwortete er, "aber erst will ich meiner Mutter das Wellchen Holz heimbringen," und nahm einen von den Bäumen und wickelte ihn um die fünf andern, hob die Welle auf die Schulter und trug sie fort. Dann kam er wieder und ging mit seinem Herrn, der sprach: "Wir zwei sollten wohl durch die ganze Welt kommen."
Und als sie ein Weilchen gegangen waren, fanden sie einen Jäger, der lag auf den Knien, hatte die Büchse angelegt und zielte. Sprach der Herr zu ihm: "Jäger, was willst du schießen?" Er antwortete: "Zwei Meilen von hier sitzt eine Fliege auf dem Ast eines Eichbaumes, der will ich das linke Auge herausschießen." - "Oh, geh mit mir', sprach der Mann, "wenn wir drei zusammen sind, sollten wir wohl durch die ganze Welt kommen." Der Jäger war bereit und ging mit ihm, und sie kamen zu sieben Windmühlen, deren Flügel trieben ganz hastig herum, und ging doch links und rechts kein Wind und bewegte sich kein Blättchen. Da sprach der Mann: "Ich weiß nicht, was die Windmühlen treibt, es regt sich ja kein Lüftchen," und ging mit seinen Dienern weiter, und als sie zwei Meilen fortgegangen waren, sahen sie einen auf einem Baum sitzen, der hielt das eine Nasenloch zu und blies aus dem andern. "Mein! Was treibst du da oben?" fragte der Mann. Er antwortete: "Zwei Meilen von hier stehen sieben Windmühlen, seht, die blase ich an, daß sie laufen." - "Oh, geh mit mir," sprach der Mann, "wenn wir vier zusammen sind, sollten wir wohl durch die ganze Welt kommen!"
Da stieg der Bläser herab und ging mit, und über eine Zeit sahen sie einen, der stand da auf einem Bein und hatte das andere abgeschnallt und neben sich gelegt. Da sprach der Herr: "Du hast dir's ja bequem gemacht zum Ausruhen." - "Ich bin ein Läufer," antwortete er, "und damit ich nicht gar zu schnell springe, habe ich mir das eine Bein abgeschnallt wenn ich mit zwei Beinen laufe, so geht's geschwinder, als ein Vogel fliegt." - "Oh, geh mit mir, wenn wir fünf zusammen sind, sollten wir wohl durch die ganze Welt kommen!"
Da ging er mit, und gar nicht lang, so begegneten sie einem, der hatte ein Hütchen auf, hatte es aber ganz auf dem einen Ohr sitzen. Da sprach der Herr zu ihm: "Manierlich! Manierlich! Häng deinen Hut doch nicht auf ein Ohr, du siehst ja aus wie ein Hansnarr." - "Ich darf's nicht tun," sprach der andere, "denn setz' ich meinen Hut gerad, so kommt ein gewaltiger Frost, und die Vögel unter dem Himmel erfrieren und fallen tot zur Erde." - "Oh, geh mit mir," sprach der Herr, "wenn wir sechs zusammen sind, sollten wir Wohl durch die ganze Welt kommen!"
Nun gingen die sechse in eine Stadt, wo der König hatte bekanntmachen lassen, wer mit seiner Tochter in die Wette laufen wollte und den Sieg davontrüge, der sollte ihr Gemahl werden; wer aber verlöre, müßte auch seinen Kopf hergeben. Da meldete sich der Mann und sprach: "Ich will aber meinen Diener für mich laufen lassen." Der König antwortete: "Dann mußt du auch noch dessen Leben zum Pfand setzen, also daß sein und dein Kopf für den Sieg haften." Als das verabredet und festgemacht war, schnallte der Mann dem Läufer das andere Bein an und sprach zu ihm: "Nun sei hurtig und hilf, daß wir siegen!" Es war aber bestimmt, daß wer am ersten Wasser aus einem weit abgelegenen Brunnen brächte, der sollte Sieger sein. Nun bekam der Läufer einen Krug und die Königstochter auch einen, und sie fingen zu gleicher Zeit zu laufen an; aber in einem Augenblick, als die Königstochter erst eine kleine Strecke fort war, konnte den Läufer schon kein Zuschauer mehr sehen, und es war nicht anders als wäre der Wind vorbeigesaust In kurzer Zeit langte er bei dem Brunnen an, schöpfte den Krug voll Wasser und kehrte wieder um. Mitten aber auf dem Heimweg überkam ihn eine Müdigkeit, da setzte er den Krug hin, legte sich nieder und schlief ein. Er hatte aber einen Pferdeschädel der da auf der Erde lag, zum Kopfkissen gemacht, damit er hart läge und bald wieder erwache. Indessen war die Königstochter, die auch gut laufen konnte, so gut es gerade ein gewöhnlicher Mensch vermag, bei dem Brunnen angelangt und eilte mit ihrem Krug voll Wasser zurück; und als sie den Läufer da liegen und schlafen sah, war sie froh und sprach: "Der Feind ist in meine Hände gegeben," leerte seinen Krug aus und sprang weiter. Nun wäre alles verloren gewesen, wenn nicht zum guten Glück der Jäger mit seinen scharfen Augen oben auf dem Schloß gestanden und alles mitangesehen hätte. Da sprach er: "Die Königstochter soll doch gegen uns nicht aufkommen," lud seine Büchse und schoß so geschickt, daß er dem Läufer den Pferdeschädel unterm Kopf wegschoß, ohne ihm weh zu tun. Da erwachte der Läufer, sprang in die Höhe und sah, daß sein Krug leer und die Königstochter schon weit voraus war. Aber er verlor den Mut nicht, lief mit dem Krug wieder zum Brunnen zurück, schöpfte aufs neue Wasser und war noch zehn Minuten eher als die Königstochter daheim. "Seht ihr," sprach er, "jetzt hab ich erst die Beine aufgehoben, vorher war's gar kein Laufen zu nennen." Den König aber kränkte es und seine Tochter noch mehr, daß sie so ein gemeiner, abgedankter Soldat davontragen sollte; sie ratschlagten miteinander, wie sie ihn samt seinen Gesellen los würden. Da sprach der König zu ihr: "Ich habe ein Mittel gefunden, laß dir nicht bang sein, sollen nicht wieder heimkommen." Und sprach zu ihnen: "Ihr sollt euch nun zusammen lustig machen, essen und trinken," und führte sie zu einer Stube, die hatte einen Boden von Eisen, und die Türen waren auch von Eisen, und die Fenster waren mit eisernen Stäben verwahrt. In der Stube war eine Tafel mit köstlichen Speisen besetzt, da sprach der König zu ihnen: "Geht hinein und laßt euch wohl sein!" Und wie sie darinnen waren, ließ er die Türe verschließen und verriegeln. Dann ließ er den Koch kommen und befahl ihm, ein Feuer so lange unter die Stube zu machen, bis das Eisen glühend würde. Das tat der Koch, und es ward den sechsen in der Stube, während sie an der Tafel saßen, ganz warm und sie meinten, das käme vom Essen; als aber die Hitze immer größer ward und sie hinaus wollten, Tür und Fenster aber verschlossen fanden, da merkten sie, daß der König Böses im Sinne gehabt hatte und sie ersticken wollte. "Es soll ihm aber nicht gelingen," sprach der mit dem Hütchen, "ich will einen Frost kommen lassen, von dem sich das Feuer schämen und verkriechen soll." Da setzte er sein Hütchen gerade, und alsobald fiel ein Frost, daß alle Hitze verschwand und die Speisen auf den Schüsseln anfingen zu frieren. Als nun ein paar Stunden herum waren und der König glaubte, sie wären in der Hitze verschmachtet, ließ er die Türe öffnen und wollte selbst nach ihnen sehen. Aber wie die Türe aufging, standen sie alle sechse da, frisch und gesund und sagten, es wäre ihnen lieb, daß sie heraus könnten, sich zu wärmen, denn bei der großen Kälte in der Stube frören die Speisen an den Schüsseln fest. Da ging der König voll Zorn hinab zu dem Koch, schalt ihn und fragte, warum er nicht getan hätte, was ihm wäre befohlen worden. Der Koch aber antwortete: "Es ist Glut genug da, seht nur selbst." Da sah der König, daß ein gewaltiges Feuer unter der Eisenstube brannte, und merkte, daß er den sechsen auf diese Weise nichts anhaben konnte.
Nun sann der König aufs neue, wie er die bösen Gäste los würde, ließ den Meister kommen und sprach: "Willst du Gold nehmen und dein Recht auf meine Tochter aufgeben, so sollst du haben, soviel du willst." - "Oh ja, Herr König," antwortete er, "gebt mir soviel, als mein Diener tragen kann, so verlange ich Eure Tochter nicht." Da war der König zufrieden, und jener sprach weiter: "So will ich in vierzehn Tagen kommen und es holen." Darauf rief er alle Schneider aus dem ganzen Reich herbei, die mußten vierzehn Tage lang sitzen und einen Sack nähen. Und als er fertig war, mußte der Starke, welcher Bäume ausrupfen konnte, den Sack auf die Schulter nehmen und mit ihm zu dem König gehen. Da sprach der König: "Was ist das für ein gewaltiger Kerl, der den hausgroßen Ballen Leinwand auf der Schulter trägt?," erschrak und dachte: Was wird der für Gold wegschleppen. Da hieß er eine Tonne Gold herbeibringen, die mußten sechzehn zehn der stärksten Männer tragen, aber der Starke packte sie mit einer Hand, steckte sie in den Sack und sprach: "Warum bringt ihr nicht gleich mehr, das deckt ja kaum den Boden." Da ließ der König nach und nach seinen ganzen Schatz herbeitragen, den schob der Starke in den Sack hinein, und der Sack ward davon noch nicht zur Hälfte voll. Da mußten noch siebentausend Wagen mit Gold in dem ganzen Reich zusammengefahren werden, die schob der Starke samt den vorgespannten Ochsen in seinen Sack. "Ich will's nicht lange besehen," sprach er, "und nehmen was kommt, damit der Sack nur voll wird." Wie alles darin stak, ging doch noch viel hinein; da sprach er: "Ich will dem Ding nun ein Ende machen, man bindet wohl einmal einen Sack zu, wenn er auch noch nicht voll ist." Dann huckte er ihn auf den Rücken und ging mit seinen Gesellen fort. Als der König nun sah, wie der einzige Mann des ganzen Landes Reichtum forttrug, ward er zornig und ließ seine Reiterei aufsitzen, die sollte den sechsen nachjagen, und hatten den Befehl, dem Starken den Sack wieder abzunehmen. Zwei Regimenter holten sie bald ein und riefen ihnen zu: "Ihr seid Gefangene, legt den Sack mit dem Gold nieder oder ihr werdet zusammengehauen!" - "Was sagt ihr?" sprach der Bläser, "wir wären Gefangene? Eher sollt ihr sämtlich in der Luft herumtanzen," hielt das eine Nasenloch zu und blies mit dem andern die beiden Regimenter an, da fuhren sie auseinander und in die blaue Luft über alle Berge weg, der eine hierhin, der andere dorthin. Ein Feldwebel rief um Gnade, er hätte neun Wunden und wäre ein braver Kerl, der den Schimpf nicht verdiente. Da ließ der Bläser ein wenig nach, so daß er ohne Schaden wieder herabkam, dann sprach er zu ihm: "Nun geh heim zum König und sag, er sollte nur noch mehr Reiterei schicken, ich wollte sie alle in die Luft blasen." Der König, als er den Bescheid vernahm, sprach: "Laßt die Kerle gehen, die haben etwas an sich."
Da brachten die sechse den Reichtum heim, teilten ihn unter sich und lebten vergnügt bis an ihr Ende.