Гном-Тихогром (Хламушка-крошка)


Rumpelstilzchen


Жил на свете мельник. Был он стар и беден, и ничего-то у него не было хорошего, кроме дочки. Зато дочка и вправду была хороша - красивая, весёлая, работящая. Старик нахвалиться ею не мог. Вот раз довелось мельнику разговаривать с самим королём. Ну, каждому человеку приятно своими детьми похвастаться. Он возьми да и скажи:
- Есть у меня дочка. Уж такая умница, такая разумница - из соломы золотую пряжу прядёт!
Король очень удивился.
- Неужели - говорит - из соломы? Это мне нравится. Если твоя дочь и в самом деле такая мастерица, приведи её завтра ко мне во дворец. Надо испытать её искусство.
Мельник очень обрадовался. А на самом-то деле рано было радоваться. Он, видите ли, попросту хотел сказать, что дочка у него славная рукодельница и может даже из плохого волокна напрясть хорошей пряжи, а из плохой пряжи - наткать хорошего полотна. Только и всего.
А король подумал, что она и вправду умеет прясть из простой соломы золотую пряжу.
В том-то и беда, что короли не всегда понимают, о чём толкуют простые люди. А простые люди не всегда знают, что думают короли.
Но как бы там ни было, а мельник очень обрадовался такому почётному приглашению и велел дочке собираться назавтра в гости к королю.
Она принарядилась, как могла - надела своё праздничное платье, цветную ленточку на шею, колечко на палец - и, весёлая, отправилась во дворец, раздумывая по дороге о том, что ей велят делать - ткать, шить, вязать или всего-навсего чистить кастрюли и мыть лестницы?
Ну пусть что хотят, то и приказывают - говорила она себе. - Уж я-то не ударю лицом в грязь.
Каково же было её удивление, когда сам король встретил её на пороге, отвёл в комнату, битком набитую соломой, велел принести ей прялку и сказал:
- Ну вот что, девушка! Твой отец рассказал мне, какая ты искусница. Принимайся-ка за работу. Если ты к завтрашнему дню перепрядёшь мне всю эту солому в золото, я тебя по-королевски награжу. А нет - на себя пеняй. Ни тебе, ни твоему отцу несдобровать - вам обоим палач отрубит головы на городской площади. - И с этими словами король вышел, запер дверь на ключ и вернулся к своим делам.
Ах, как испугалась Мельникова дочка! Она была мастерица на все руки: умела печь пироги, варить пиво, начинять колбасы; она вышивала золотом по бархату и цветным шёлком по кисее; плела кружева лёгкие, как паутина; умела ткать самое тонкое полотно и вязать из шерсти узорные чулки, колпаки и одеяла - но прясть из соломы золото она не умела. Да и никто не умеет.
Целый день просидела бедная девушка, ломая голову над тем, как ей выпутаться из беды. Она плакала, вытирала слезы своим вышитым передником и опять принималась плакать. Но так ничего и не придумала. Впрочем, она ещё надеялась вечером, когда стемнеет, как-нибудь ускользнуть из этой страшной комнаты.
Ведь откроют же они дверь хоть на минутку - думала она.
И в самом деле - дверь открылась. Ей принесли ужин и три толстые свечи, чтобы она могла работать до рассвета. Но не успела она и с места встать, как дверь снова захлопнулась и ключ дважды повернулся в замке.
А под окном ходили всё время двое часовых с алебардами, да и окно находилось под самой крышей. Разве что на крыльях можно было из него вылететь. Но Мельникова дочка не умела летать, так же как и прясть из соломы золото.
От таких мыслей она заплакала ещё горше, хотя ей и казалось, что за день она выплакала все свои слезы до одной.
И вот, когда она уже совсем потеряла надежду на спасенье, в углу что-то заскреблось, словно мышка пробирается из подполья на волю, солома зашевелилась, и в комнате появился маленький юркий человечек - большеголовый, длиннорукий, на тонких ножках.
- Добрый вечер, прекрасная мельничиха! - сказал он. - О чем это ты так горько плачешь?
- Ах, как же мне не плакать! - ответила девушка. - Король приказал мне напрясть из этой соломы золота, а я не умею.
- Ну и что же? - спросил человечек.
- Мне отрубят за это голову - ответила она.
Человечек задумался.
- Да, это очень неприятно - сказал он. - Ну, а что ты мне дашь, если я за тебя напряду золота из соломы?
- Цветную ленточку с шеи и мою благодарность до конца дней моих.
- Очень хорошо - сказал человечек.
Она пододвинула ему свой ужин и зажгла свечку. Ужин он съел с удовольствием, а свечу задул и сказал, что ему и так светло - от собственных глаз.
После этого он уселся перед прялкой и - ж-ж-ж... Колесо так и зажужжало. Не успела девушка сосчитать до трёх, как вся шпулька была обмотана золотой пряжей.
Тогда он взял другую шпульку, третью, четвёртую...
До самого рассвета жужжало колесо прялки. Девушка только и успевала подавать человечку шпульки и сматывать в клубки золотую пряжу. И вот в комнате не осталось ни одной соломинки. Человечек взял у девушки обещанную ленточку и пропал, будто его и не было.
А тут и король постучался в дверь. Он так и обмер, увидев, что вся солома превратилась в чистое золото. Об одном только он пожалел: о том, что комната, набитая соломой, была недостаточно велика. Но комнат во дворце было много, а соломы на дворе - еще больше. Король велел набить соломой от пола до потолка другую комнату, гораздо больше прежней, сам отвёл туда Мельникову дочку и приказал сейчас же приняться за работу, если только жизнь ей дорога. Бедняжка ничего не ответила и молча села за прялку, вытирая слезы. Но, когда стало совсем темно, в комнате опять появился маленький человечек и спросил у неё:
Что ты мне дашь, если я и на этот раз напряду тебе золота из соломы?
- Вечную мою благодарность и колечко с пальца.
- Хорошо.
Человечек взял кольцо. И снова завертелось и зажужжало колесо прялки.
А когда наутро король пришёл поглядеть, что поделывает его пряха, он увидел, что она крепко спит, а вокруг неё лежит столько золота, сколько вчера было соломы.
Король ещё больше обрадовался, но сказать довольно;у него не хватило сил.
Он приказал набить соломой третью комнату. Она была втрое больше, чем обе прежние, вместе взятые, и соломы в ней помещалось тоже втрое больше.
- Ну вот что - сказал король. - Если ты и эту солому превратишь в золото, ты станешь моею женой и королевой. Ничего, что она простая девушка, Мельникова дочка, - думал он. - На всём свете я не найду себе невесты богаче, чем она.
И вот девушка опять осталась одна. А когда стемнело, к ней снова явился маленький человечек и спросил:
- Ну что ты мне дашь, если я и в третий раз напряду для тебя золота из соломы?
- У меня больше ничего нет, кроме благодарности, - ответила она.
- Этого мне мало - сказал человечек. - Ты скоро станешь королевой. Обещай мне отдать своего первого ребёнка - и я сейчас же сяду за прялку. А нет - прощай!..
Кто знает, что ещё будет - подумала Мельникова дочка. - Может, король вовсе и не женится на мне? Может, у меня и детей-то никогда не будет... - И она пообещала человечку своего первенца.
Человечек опять сел за прялку. И, когда король поутру вошел в комнату, он зажмурился и закрыл лицо руками: вокруг лежало столько золота и оно так блестело, что даже смотреть на него было больно.
Король сдержал слово. Не прошло и трёх дней, как во дворце сыграли пышную свадьбу. И Мельникова дочка стала королевой.
А через год у неё родился ребёнок.
Королева была очень счастлива и даже думать забыла о человечке и о своём обещании.
И вот как-то раз ночью, когда она сидела у колыбели, в углу что-то заскреблось, словно мышка хотела выкарабкаться из подполья на волю.
Королева вздрогнула, подняла глаза и увидела, что рядом с ней стоит маленький юркий человечек - большеголовый, длиннорукий, на тонких ножках.
- Ну - сказал он - моё - мне! Давай-ка сюда то, что обещала! - И он протянул к ребёнку свои длинные руки.
Ах, как испугалась королева! Как горько она заплакала, умоляя человечка взять у неё все драгоценности, все богатства в королевстве - даже мантию и корону - и только оставить ей ребёнка!.. Но человечек стоял на своём.
- Нет - говорил он. - Живое, тёпленькое для меня милее всех сокровищ на свете.
Тут уж королева едва не лишилась чувств. Она упала перед человечком на колени и сказала, что умрёт, если он не сжалится над ней.
И человечек сжалился.
- Хорошо - сказал он. - Даю тебе три дня сроку. Если за это время ты узнаешь, как меня зовут, дитя твоё останется у тебя. - И с этими словами он исчез.
Всю ночь королева перебирала .в памяти имена, которые когда-либо слышала. На рассвете она разослала во все концы своего королевства гонцов и велела им разузнать в городах и деревнях, какие где встречаются имена и прозвища.
И вот пришла ночь, и человечек опять появился у неё в комнате.
- Может быть, тебя зовут Каспар? - спросила королева дрожащим от страха голосом.
- Мельхиор?
- Бальцер?
- Нет.
Королева называла по порядку все имена, какие только знала, но человечек всякий раз качал головой и усмехался.
- Нет - говорил он. - Меня зовут не так.
На другой день она послала гонцов в соседние государства, чтобы узнать, какие имена дают людям в чужих странах.
Когда человечек явился к ней, она перебрала самые мудрёные имена и прозвища, которые узнала от гонцов.
- Может быть, тебя зовут Реброхвост?
- Круторог?
- Лови-Догоняй?
- Нет, нет.
Что бы она ни сказала, он твердил в ответ одно и то же:
- Меня зовут не так!
И вот наступил третий день. Королева не могла больше припомнить ни одного нового имени и с нетерпением ждала возвращения своих гонцов, которым велела побывать на этот раз в самых глухих углах и закоулках, в хижинах угольщиков и в пещерах горных пастухов.
Один за другим гонцы возвращались во дворец, но никто из них не сказал королеве ничего нового.
Наконец вошёл последний гонец.
- Королева! - доложил он. - Целый день ходил я по горам и лесам но не услышал ни одного неизвестного нам прозвания. Имён на свете меньше, чем людей. Новые люди рождаются и получают старые имена. Я уж хотел было возвращаться домой, да зашёл невзначай в такую чащу, где только лисы да зайцы желают друг другу доброй ночи, а человечьего духу и не бывало. И тут, меж тремя старыми деревьями, увидел я маленький-маленький домик. Перед домиком был разложен костёр, а вокруг костра плясал человечек - большеголовый, длиннорукий, на тоненьких ножках. Он подскакивал то на одной ноге, то на другой и распевал.
Пусть клубится дымок,
Пусть печётся пирог -
Славный выкуп мне завтра дадут!
На земле никому, никому невдомёк,
Как меня под землёю зовут.
А зовут меня Гном,
А зовут меня Гном,
А зовут меня Гном-Тихогром!
Можете себе представить, как обрадовалась королева, услыхав это имя. Она щедро наградила гонца и села у колыбели поджидать человечка.
Он скоро появился, потирая свои длинные руки и посмеиваясь.
- Ну, госпожа королева - сказал он - как меня зовут?
- Может быть, Франц? - спросила она.
- Нет.
- Может быть, Кунц?
- Нет.
- А может быть, Гейнц?
- Нет.
- Ну так, может быть, Гном-Тихогром?
- Это тебе сам чёрт подсказал! Сам чёрт подсказал! - закричал человечек и от гнева так сильно топнул ногой, что она ушла в землю под самое бедро. Тогда он обеими руками схватился за левую ногу и в ярости разорвал себя пополам.
Es war einmal ein Müller, der war arm, aber er hatte eine schöne Tochter. Nun traf es sich, daß er mit dem König zu sprechen kam, und um sich ein Ansehen zu geben, sagte er zu ihm: "Ich habe eine Tochter, die kann Stroh zu Gold spinnen." Der König sprach zum Müller: "Das ist eine Kunst, die mir wohl gefällt, wenn deine Tochter so geschickt ist, wie du sagst, so bring sie morgen in mein Schloß, da will ich sie auf die Probe stellen."
Als nun das Mädchen zu ihm gebracht ward, führte er es in eine Kammer, die ganz voll Stroh lag, gab ihr Rad und Haspel und sprach: "Jetzt mache dich an die Arbeit, und wenn du diese Nacht durch bis morgen früh dieses Stroh nicht zu Gold versponnen hast, so mußt du sterben." Darauf schloß er die Kammer selbst zu, und sie blieb allein darin. Da saß nun die arme Müllerstochter und wußte um ihr Leben keinen Rat: sie verstand gar nichts davon, wie man Stroh zu Gold spinnen konnte, und ihre Angst ward immer größer, daß sie endlich zu weinen anfing. Da ging auf einmal die Türe auf, und trat ein kleines Männchen herein und sprach: "Guten Abend, Jungfer Müllerin, warum weint Sie so sehr?"
"Ach," antwortete das Mädchen, "ich soll Stroh zu Gold spinnen und verstehe das nicht." Sprach das Männchen: "Was gibst du mir, wenn ich dirs spinne?" - "Mein Halsband," sagte das Mädchen. Das Männchen nahm das Halsband, setzte sich vor das Rädchen, und schnurr, schnurr, schnurr, dreimal gezogen, war die Spule voll. Dann steckte es eine andere auf, und schnurr, schnurr, schnurr, dreimal gezogen, war auch die zweite voll: und so gings fort bis zum Morgen, da war alles Stroh versponnen, und alle Spulen waren voll Gold.
Bei Sonnenaufgang kam schon der König, und als er das Gold erblickte, erstaunte er und freute sich, aber sein Herz ward nur noch geldgieriger. Er ließ die Müllerstochter in eine andere Kammer voll Stroh bringen, die noch viel größer war, und befahl ihr, das auch in einer Nacht zu spinnen, wenn ihr das Leben lieb wäre. Das Mädchen wußte sich nicht zu helfen und weinte, da ging abermals die Türe auf, und das kleine Männchen erschien und sprach: "Was gibst du mir, wenn ich dir das Stroh zu Gold spinne?"
"Meinen Ring von dem Finger," antwortete das Mädchen. Das Männchen nahm den Ring, fing wieder an zu schnurren mit dem Rade und hatte bis zum Morgen alles Stroh zu glänzendem Gold gesponnen. Der König freute sich über die Maßen bei dem Anblick, war aber noch immer nicht Goldes satt, sondern ließ die Müllerstochter in eine noch größere Kammer voll Stroh bringen und sprach: "Die mußt du noch in dieser Nacht verspinnen: gelingt dir's aber, so sollst du meine Gemahlin werden." - "Wenn's auch eine Müllerstochter ist," dachte er, "eine reichere Frau finde ich in der ganzen Welt nicht." Als das Mädchen allein war, kam das Männlein zum drittenmal wieder und sprach: "Was gibst du mir, wenn ich dir noch diesmal das Stroh spinne?" - "Ich habe nichts mehr, das ich geben könnte," antwortete das Mädchen. "So versprich mir, wenn du Königin wirst, dein erstes Kind." - "Wer weiß, wie das noch geht," dachte die Müllerstochter und wußte sich auch in der Not nicht anders zu helfen; sie versprach also dem Männchen, was es verlangte, und das Männchen spann dafür noch einmal das Stroh zu Gold. Und als am Morgen der König kam und alles fand, wie er gewünscht hatte, so hielt er Hochzeit mit ihr, und die schöne Müllerstochter ward eine Königin.
Über ein Jahr brachte sie ein schönes Kind zur Welt und dachte gar nicht mehr an das Männchen: da trat es plötzlich in ihre Kammer und sprach: "Nun gib mir, was du versprochen hast." Die Königin erschrak und bot dem Männchen alle Reichtümer des Königreichs an, wenn es ihr das Kind lassen wollte: aber das Männchen sprach: "Nein, etwas Lebendes ist mir lieber als alle Schätze der Welt." Da fing die Königin so an zu jammern und zu weinen, daß das Männchen Mitleiden mit ihr hatte: "Drei Tage will ich dir Zeit lassen," sprach er, "wenn du bis dahin meinen Namen weißt, so sollst du dein Kind behalten."
Nun besann sich die Königin die ganze Nacht über auf alle Namen, die sie jemals gehört hatte, und schickte einen Boten über Land, der sollte sich erkundigen weit und breit, was es sonst noch für Namen gäbe. Als am andern Tag das Männchen kam, fing sie an mit Kaspar, Melchior, Balzer, und sagte alle Namen, die sie wußte, nach der Reihe her, aber bei jedem sprach das Männlein: "So heiß ich nicht." Den zweiten Tag ließ sie in der Nachbarschaft herumfragen, wie die Leute da genannt würden, und sagte dem Männlein die ungewöhnlichsten und seltsamsten Namen vor "Heißt du vielleicht Rippenbiest oder Hammelswade oder Schnürbein?" Aber es antwortete immer: "So heiß ich nicht."
Den dritten Tag kam der Bote wieder zurück und erzählte: "Neue Namen habe ich keinen einzigen finden können, aber wie ich an einen hohen Berg um die Waldecke kam, wo Fuchs und Has sich gute Nacht sagen, so sah ich da ein kleines Haus, und vor dem Haus brannte ein Feuer, und um das Feuer sprang ein gar zu lächerliches Männchen, hüpfte auf einem Bein und schrie:
"Heute back ich,
Morgen brau ich,
Übermorgen hol ich der Königin ihr Kind;
Ach, wie gut ist, daß niemand weiß,
daß ich Rumpelstilzchen heiß!"
Da könnt ihr denken, wie die Königin froh war, als sie den Namen hörte, und als bald hernach das Männlein hereintrat und fragte: "Nun, Frau Königin, wie heiß ich?" fragte sie erst: "Heißest du Kunz?" - "Nein." - "Heißest du Heinz?" - "Nein." - "Heißt du etwa Rumpelstilzchen?"
"Das hat dir der Teufel gesagt, das hat dir der Teufel gesagt," schrie das Männlein und stieß mit dem rechten Fuß vor Zorn so tief in die Erde, daß es bis an den Leib hineinfuhr, dann packte es in seiner Wut den linken Fuß mit beiden Händen und riß sich selbst mitten entzwei.